- Эй, а это не Ренард Серпент?
- Где?
- Да вон там!
- Да, он!!!
Группа первокурсников ждала начала занятий лингвистики, когда кто-то выглянул в окно. Не смотря на то, что он постоянно видел Рино, Николас тоже начал пробиваться к стеклу. Его сосед находился в параллельном крыле корпуса, который как и все остальные был в виде буквы «Н», этажом выше, и выглядывал в окно всё с тем же задумчивым, мечтательным взглядом.
- Как вы думаете, он красит волосы?- спросил кто-то,- Такого цвета от природы не бывает. Наверняка красит.
- Нет,- заметил Николас.
- Что?
Все обернулись на него, будто он только что сказал что-то неприличное.
- Я говорю, он не красит волосы,- пожал плечами он,- Он говорит, что такой оттенок у него от природы, как и у брата, и у сестры. Он им от деда достался. Отца их матери. Этот оттенок называется полярным. Да и я ни разу не видел, чтобы он красил волосы.
- А ты откуда знаешь?- подозрительно спросил какой-то парень, чьего имени Николас пока не знал.
- Мы с ним в одной комнате живем,- неуверенно потянул тот.
Все затихли. Несколько секунд тянулась пауза, а потом… нахлынул гром смеха. Да, Николас ожидал этого. Он уже заметил, что у младших курсов есть некий, как он про себя называл, «Культ Поклонения Ренарду Серпенту». Да и у некоторых старших тоже. Иногда это немного пугало его: слова о внешности Рино звучали, будто предназначенные девушке. «Такая белая кожа» или «Волосы, будто шелковые». Да, такие мысли и у него появлялись первые дни, но он никогда не выражал их вслух.
Самое обидное то, что он сейчас говорил правду, но ему никто не верил, хотя в ином он умел приврать. Да, это подло, повышать свой социальный статус за счет соседа по комнате, но ему так хотелось, чтобы и на него обратили внимание.
- Эй, кажется, он смотрит в нашу сторону!- взгляды снова обратились к Рино.
«Да, это настоящий культ»- подумал Николас, прежде чем усесться на свое место.
Конечно, после занятий он пришел чернее тучи.
- Эй, малыш, что случилось?
Рино всегда приходил раньше Николаса. У него было мало занятий. Возможно, учась, он просто занимал чем-то свое свободное время. Чтобы хоть как-то, хоть на какое-то время прекратить это занудство, его всегда всем обеспеченную жизнь, где нет ни забот, ни хлопот.
- Не называй меня так.
- Извини, Николь. Ты меня на семь лет младше. Так что случилось?
- Мои однокурсники просто в восторге от тебя…
- А, так ты познакомился с этим фетишизмом?- перебил его Ренард, усмехаясь.
Он встал с кровати и отложил книгу, которую только что читал, начав мерить шагами комнату.
- Знал бы ты, как меня забавляет,- продолжал он совершенно непохожим голосом. Сейчас он еще больше походил на своего брата,- И как я сдерживаю улыбку, когда младшие смотрят на меня, открыв рот. Самое смешное, что я услышал за свою жизнь, это когда зашел в уборную и один первокурсник сказал другому «Ухты, оказывается, Ренард тоже ходит в туалет». Гм, не смешно ли? Будто я не человек.
Николас тоже улыбнулся.
- Эй, я смог вызвать улыбку!- весело бросил Рино и, снова сев на кровать, жестом пригласил Николаса устроиться рядом,- Давай, колись, что такое?
- Да, это немного смешно. Все только и говорят, какая у тебя кожа, и волосы кажутся шелковыми, и прочие глупости.
- Глупости? Если ты не заметил, у меня действительно белая кожа. И волосы действительно шелковые. Можешь потрогать.
- Я верю.
- Брат правду говорил. Это всё его специальные диеты. Так к чему ты?
- Я называю это восхищение «Культом Поклонения Ренарду Серпенту»…
- Как нельзя более точно,- тихо заметил он.
- Каждый из моих знакомых имеет источник слухов о тебе…
- До вас уже дошли слухи, что я – женщина?- сегодня Рино слишком часто перебивал и был слишком для себя веселым. Это немного настораживало.
- Да,- засмеялся Николас,- Позавчера.
- Забавно. А у нас на курсе только сегодня. Оперативно работают ваши ребята. Ну, так, продолжай.
- Так вот, я не знаю, что за источники. Мне кажется, что это какой-то конкурс на самую большую глупость. Но мне, твоему соседу, не верят. А я ведь правда твой сосед! Ну… и…
- Обидно, да?- Ренард как-то неуверенно погладил его по плечу, подбадривая, и вздохнул,- Вот теперь я действительно чувствую себя на семь лет старше. Ты действительно еще ребенок. Неужели это так важно? Ведь главное, что ты знаешь правду, и не нужно никому ничего доказывать.
- Не нужно. Я уже сказал об этом и надо мной смеются.
- Это быстро проходит, брось! Давай, верни на лицо улыбку, я устал играть в заботливого папочку.
Николас встал и потянулся. Ведь в чем-то Рино прав. Зачем ему что-то доказывать?
- Сегодня ты был в нашем корпусе?
- Ах, да. У нас в аудитории, в четвертом корпусе, кто-то разбил ртутный градусник. Так что наши занятия по литературе перенесли ближе к вам.
- Если бы ты видел, какая толпа собралась, чтобы посмотреть на тебя! Даже преподаватель не сразу смог всех усадить.
- У… и о чем же говорили?
- О том, что у тебя маникюр.
- Ну, это правда,- Ренард непроизвольно посмотрел на ногти,- Брат всегда говорил, что нужно выглядеть хорошо. Я пытаюсь его не разочаровывать.
- Почему ты такой разговорчивый?- внезапно спросил Николас.
- Эээ… не понял вопрос.
Парень прикусил язык. И зачем он это брякнул?!
- Ты меня, конечно, извини, Ренард, но ты обычно такой молчаливый, загадочный. Я ни разу не видел, чтобы ты смеялся. И улыбку твою видел не часто. А за сегодня ты сказал раза в три больше обычного! Да и улыбаешься постоянно. Мне даже не по себе – может, что случилось?
- Нет-нет,- усмехнулся тот,- Просто эти разговоры про меня… так забавляют. Знаешь, что самое глупое? Когда я пришел сюда, один из первых слухов состоял в том, что я – ангел. Забавно, да?
- Понимаю…
- Что?
«Какого черта? Почему я не могу держать язык за зубами?!»
- Ну… я, хоть и парень, могу оценить, что… в общем, ты и сам знаешь, что ты очень… очень красивый,- Николас покраснел,- Я даже представляю орду девушек, бросающихся тебе под ноги.
Рино некоторое время молча смотрел на него, подняв бровь, а потом вздохнул и ответил:
- Ну, в лицо мне это говорил только брат. Что ж, польщен. Это, наверное, потому, что я похож на девушку.
- Да что ты!..
- Не выдумывай!- поднял ладонь он,- Думаешь, я сам не вижу. Во-первых, я очень узкий в плечах. Во-вторых, тонкие руки. В-третьих, длинные волосы. В-четвертых, густые ресницы. В-пятых, эти черты лица. Я могу продолжить. Надо?
- Не надо.
- Ну, так расскажи о слухах. Мне интересно.
Конец вечера они провели, болтая о знаменитостях. Они медленно перекочевали со слухов о Рино, на звезд эстрады, театра и кино, а после – на политиков, медленно забывая о слухах и просто делясь информацией, как два закадычных друга. Но, всё же, Николас заснул с мыслью, что очень обидно, что ему не верят.

Следующие несколько дней занятий прошли для него, как в пекле. Его постоянно донимали и пытались уколоть однокурсники. Он всё время вспоминал слова Ренарда о том, что он еще ребенок, утешая себя тем, что это ребята ведут себя по-детски, а он, не пытаясь противостоять, ведет себя более взросло. Но он, сам того не замечая, от этих замечаний и смеха стал куда более хмурым и замкнутым. Это заметили все – и преподаватели, уже привыкшие к этому активному, вечно улыбающемуся пареньку, и Ренард, который, глядя на него, всё чаще хмурился, и его приятели, которые так и не собирались останавливаться, видимо, твердо решив довести его до нервного срыва.
Однажды после полудня, когда он направлялся на последнее занятие, за ним следовали несколько однокурсников, дразня его. Он пытался настойчиво игнорировать их, но непроизвольно ежился от чужого смеха. Каким бы взрослым он себя сейчас не ощущал, ему всё еще было ужасно обидно. Но внезапно смех стих. Его сменил восторженный шепот. Николас поднял глаза. Корпус, в котором он учился, был предназначен в основном для первого курса. Многие студенты, не настолько сильные, чтобы учиться в самом элитном колледже, шли на отчисление, поэтому их становилось раза в три меньше. Так что для этой ребятни сделали отдельный корпус. Но тут, между низкорослых прыщавых подростков, шествовал Ренард, выискивая кого-то глазами. Николас, сам роста немалого (по сравнению со своими однокурсниками) был почти на голову ниже Рино, а что уж говорить о более низких студентах! Ренард заметил Николаса и, не обращая внимания на восторженные взгляды и шепоты за спиной, направился к нему. Дразнившие его ребята отступили на шаг назад, а он наклонился к своему соседу и положил ему что-то в руку.
- Привет, Николь. Мы так и не поздоровались утром. Впрочем, как и всегда, у тебя ведь занятия по плаванию,- он говорил по привычке тихо, но из-за повисшей тишины его все отлично слышали,- Но я не поздороваться пришел. Я задержусь сегодня после занятий, поэтому возьми ключи от нашей комнаты. Не хочу, чтоб ты мотался по территории, ища меня.
Он выпрямился и добавил:
- И, кстати, Винсент настойчиво просит меня одолжить ему тебя на пару часов. Он сделает тебе эксклюзивное меню. Я не буду на тебя давить, тем более, ты знаешь, какого я мнения о своем брате. Но сегодня вечером дай ответ, хорошо?
- Хорошо,- неуверенно ответил он, еле сдерживая улыбку. Николас ведь отлично понимал, что Ренард сделал это всё ради него, так что парень был готов его просто задушить в объятиях за это,- А что у тебя за дела?
- А,- он махнул рукой,- В театральном кружке. Мы собираемся ставить «Войну и Мир». Ладно, время, Николь, время. Увидимся вечером? Пока.
- Пока, Рино!- крикнул ему вслед Николас.
Тот остановился, уходя, и медленно обернулся.
- Как… как ты меня назвал?- без каких-либо эмоций спросил он.
- Р… Рино… Я назвал тебя Рино.
- Ну, наконец-то!- тот вознес руки к потолку, будто благодаря богов,- Ушло больше месяца, чтобы отучить тебя от этого ужасно официального «Ренард»! Наконец-то хоть немного фамильярности! Давно бы так, Николь, мы ж с тобой, вроде как, друзья, нэ? Ладно, мне действительно пора. Не то режиссер прибьет.
Николас сжал в руке ключ и обернулся, усмехаясь, на дразнивших его парней. Один из них хмыкнул что-то похожее на «подумаешь» и сделал несколько шагов вперед, окликая третьекурсника:
- Эй, Рино! Правда, что ты красишь волосы, прям как женщина?
Тот сова остановился и, не оборачиваясь, сказал:
- Для тебя я, если не господин Серпент, то Ренард, как минимум, и «Вы». Рино меня смеют называть только члены семьи и друзья. Я не против фамильярности, но не от тех, кто оскорбляет моих друзей (я, конечно, имею в виду Николаса). И, кстати, нет, я не крашу волосы. Этот цвет называется полярным (или арктическим) блондом, он от моей матери. Я думал, Николь вам сказал.
И он ушел, оставляя первокурсников с их удивлением совладать с собой наедине.

Николас вернулся в комнату ровно ста минутами позже. Остаток рабочего дня прошел уж слишком тихо. Видимо, Рино поставил их на место. Но последний, кажется, не собирался приходить. Может, у него действительно репетиция?

Я всегда оставляю двери открытыми. Есть ли смысл их запирать, если он всё равно собирается войти? Есть ли смысл?
***
Ноябрьское солнце освещает мою комнату. Этот острый свет везде, кажется, от него не скрыться, хотя, говоря по правде, не совсем и хочется… просто меня так всё это достало. Вся эта обыденность, а ведь я еще и не начал жить. Я лежу у себя в постели, перелистывая пахнущие чернилами и морозным утром страницы газеты, особо не вдумываясь в строки, где мою семью обвиняли во всех преступлениях мира. Я честно пытаюсь читать, но не могу сосредоточиться, всё время бросая взгляд на громко тикающие антикварные часы. Он обычно приходит ко мне в это время. Что же заставляет его задерживаться? И пусть появились лишние всего лишь четыре минуты, они заставляют мои руки дрожать крупной дрожью. Я еще не знаю, что последует этим утром, он всегда желал мне доброго утра ровно в девять. А уже почти пять минут десятого. Тем не менее, вскоре я слышу приближающиеся шаги… я тогда впервые видел его таким печальным. Или это была сосредоточенность? Или задумчивость? Сейчас не припомню. Но что-то в нем было в то утро не так.
Мне было всего тринадцать. Ему исполнилось двадцать семь. Я до сих пор не особо ощущаю этот огромный разрыв.
Извини, брат… я не хотел.
***
Яркий мартовский свет наполняет мою комнату такой же безысходной яркостью, что и несколько лет назад. Я, наконец-то, вернулся домой. Его белые лучи повсюду – на полу, на столе, на кровати. На ветхом шкафу, где хранится моя старая одежда, на старых пластинках, которые я никогда не ставил. Верхняя из них – «Es Si Tu N'Exister Pas». Очень странно. Я всегда помнил, что наверху лежал «Реквием», мне всегда нравился Моцарт и эти его простые, но наполненные слезами мелодии. Неужели он переложил их? Неужели слушал? Неужели, чтобы не забыть меня? Ведь мы не виделись почти три года.
Я сажусь на кровать. Всё такая же мягкая. В этой комнате по прежнему чисто, наверное, горничная каждую неделю убирает. Интересное, у нас еще работает Ли Цинн? Не важно. Здесь ничего не изменилось со времени моего ухода, начиная с книжки на тумбочке и заканчивая одеялом. Именно здесь, на этих белоснежных простынях я проводил большую часть времени, читая, напевая что-то под нос, здесь мы с братом сидели вместе, разговаривая, он рассказывал мне, еще когда я был совсем ребенком, о своих успехах в школе, после – в институте. Мне было девять, он обнял меня и поцеловал в лоб. Как отец. Вернее, как должен был отец.
Я ложусь на кровать, с головой окунаясь в воспоминания. Я слышу звук шагов в коридоре. Господи, да он почти летит сюда. Пусть шаги кажутся медленными, но я чувствую, что он еле сдерживается, чтобы не побежать, почти перепрыгивая рисунок на ковре.
Как бы там ни было, ожидание закончилось, трясущиеся руки напоминают мне те дни, когда он меня воспитывал, как однажды, всего один раз опоздал. С тех пор у меня всегда трясутся руки, когда я по утрам слышу шаги. Уткнувшись лицом в подушку, я жду.
«Ты снова не закрыл двери»
Я никогда не закрываю двери. Ты всё равно зайдешь. Я не знаю, чего ждать. Да и чего бы я ни ждал, чего бы ни ждал, что бы ты не задумал, брат, я всё равно не смогу тебя остановить. Да я и не буду. Мне уже всё равно.
Он просто садится рядом. Мне кажется, что сейчас у него такое же выражение лица, как и в то утро. И мне кажется, что он отлично знает, о чем я сейчас думаю. Мне кажется, что я смотрю на происходящее со стороны. Я не вижу его лица, но я знаю, что он прикусил губу. Неужели он действительно читает мои мысли?
Я жду.
Он проводит рукой по спине, непривычно нежно для себя. Ладонь останавливается на пояснице, он обхватывает меня за талию. Эти теплые объятия и нежный шепот:
«Прости, брат… прости, я не хотел…»
Конечно, не хотел. Мы же сошлись на этом несколькими неделями позже. Я обещал забыть. И, фактически, я забыл. Я не вспомню при тебе об этом. Только иногда позволю себе вспомнить тот день. Ровно через четыре месяца мне исполнилось четырнадцать лет. Я обещал, и я забыл. Только иногда, наедине с собой я вспоминаю. И только ночь может скрыть слезы, вызывающие у меня эти воспоминания. А до тех пор, ты – мой брат. Давай забудем прошлое.
«Le Garcon avec des yeux de l’ange…»- тихий-тихий шепот.

Кто-то тихо постучал в дверь. Николас отложил бумаги. В любом случае, рассказ почти закончился. Последний недочитанный абзац, состоящий из двух строк, был на французском, которого парень не знал. Да и само повествование было написано довольно странно.
Дверь тихо отворилась, и в комнату заглянул Рино.
- Ну, как?- спросил он шепотом,- Шутка прошла на «отлично»?
- Прекрасно,- улыбнулся в ответ Николас,- Спасибо тебе, Ренард. Мне с тобой действительно повезло.
- Спасибо,- он, наконец, вошел.
На нем был какой-то странный костюм. Как средневековый кавалерийский камзол с двумя рядами пуговиц, высокие сапоги.
- Так… кого ты играешь?
- Скажи мне, я похож на Наполеона?- вопросом на вопрос ответил он.
- Нет,- неуверенно протянул Николас.
- Ну, так вот, Наполеона я и не играю. У меня эпизодическая роль. Французский вояка. Ничего интересного.
Николас бросил взгляд на исписанные бумаги и спросил:
- Что означают эти французские слова?
- Не важно,- вздохнул Ренард,- Это, скорее, для меня заметки. Чтобы не забыть.
- А почему…- парень посмотрел на дверь,- Действительно, почему ты никогда не закрываешь двери?
Рино подождал секунду перед ответом.
- Это долгая история. И довольно старая,- он собрал все бумаги в стопку и сложил вдвое,- Для некоторых. Совсем не застольная тема.
- Застольная?
- Брат приглашает нас «в гости»,- улыбнулся Рино,- Отказы не принимаются. Поэтому, дай мне пять минут, я переоденусь, и пойдем.