Оставался всего день пребывания здесь. С каждым днем Рино становился всё более печальным и пугливым, а сегодня так вовсе сидел, перечитывая старые стихи, вырывал страницы. Комкал их и выбрасывал. Николас видел, как экономка доставала их из урны для бумаг, разглаживала и складывала в ящик стола на первом этаже. Про себя он отметил, что одна из горничных, китаянка Ли Цинн, которая, судя по дневнику Ренарда, служила у них вот уже лет двадцать, бросала на него полные сострадания взгляды. Она никогда не разговаривала с ним. Судя по тому, что ему рассказывала экономка, она знает лишь китайский и немного английский. Но Николас мог поклясться, что она не так проста и ей известно намного больше, чем она показывает остальным.
В этом большом доме у каждого была своя история, своя жизнь. Марика пропадала весь день, где – не понятно. Винс либо готовил, давая поварам отдохнуть, либо чисто принципиально приставал к работающим тут женщинам. Николас уже отметил, что смысл его жизни – обаять, покорить, охмурить и красиво удалиться. Собственно, ему просто нравится снимать других. При чем снимать красиво, картинно, с потрясающим шармом, доказывая всем, что он – лучший. То ли это сила привычки, то ли у него на самом деле низкая самооценка, потому он так выделывается. С каждым днем Николас убеждался в этом всё тверже. А Рино, если не присматривал за парнем, то писал что-то. Однажды Николас слышал, как Ренард играл на фортепиано, стоявшем внизу, в холле. Просто так, какую-то неизвестную мелодию, печальную, но не медленную, немного истеричную, преисполненную страсти и безысходности. Но когда он увидел, что за ним наблюдают, то остановился, смущенно опустив глаза. Он исчез быстрее, чем Николас успел сказать, чтобы он продолжал. Сколько потом он не пытался воспроизвести в памяти мелодию, она ускользала от него, словно песок сквозь пальцы. Он долго набирался смелости, чтобы попросить Рино вновь сыграть ее, и когда поднялся к нему в комнату, уже ближе к вечеру, то не нашел его там.
- Monsieur Ренард, видимо, вновь плохо себя чувствует,- объявила экономка, случайно заметившая его.
- Что? Почему?
- О, он снова в своей старой комнате. Просил не беспокоить.
Не обращая внимания на последнюю фразу, Николас побежал вниз, ведомый непонятным беспокойством.
Он нашел Рино на балконе, стеклянные двери были распахнуты, занавески трепыхались от ветра, словно полупрозрачные призраки. Он смотрел куда-то вдаль.
- Я не вовремя?- спросил парень, подойдя ближе.
- В принципе, как и всегда,- дружелюбно ответил ему тот, не оборачиваясь,- Воспоминания нахлынули с новой силой и я пытаюсь справиться с депрессией тут.
- Тогда, я, наверное…
- Не уходи,- перебил его Ренард,- Оставайся. Думаю, мне будет легче перебороть прошлое, если рядом будет кто-то. Мне пора учиться доверять людям.
- Людям нельзя доверять,- тихо заметил Николас.
- Есть ли в этом смысл? Нужно доверять, даже если ты ошибаешься.
- Ты говоришь странные вещи, Рино.
Он печально улыбнулся и уставился в сторону леса. Мир вокруг был неимоверно тих. Внизу, по газону, медленно прогуливалась Марика, бормоча что-то под нос. Садовники занимались розами, обрезая отцветшие бутоны. Когда они успели отцвести? Ведь еще только Июнь. Лето… приятный теплый ветерок обдувал лицо, лаская кожу, играя по волосам. Такое приятное чувство – находится сейчас здесь, в такой тишине, рядом с хорошим человеком и просто наслаждаться панорамой дремлющего в лучах заката мира. Вспомнив, зачем он сюда пришел, Николас повернул голову вправо. Слабый ветер с легкостью развевал тонкие, почти бесцветные волосы Рино. Он поднял лицо навстречу теплому порыву и прикрыл глаза. Будто скучал за всем этим: за ветром, за заходящим солнцем, сиреневыми тучами у горизонта.
- Тебе не жарко?- спросил Николас, ведь его друг за всё это время так и не сменил своей «униформы» на что-либо более легкое.
- Нет,- он оперся локтями о перила балкона и уставился вдаль,- Всю жизнь так. Но спасибо, что спросил.
Пауза. Такая легкая и непринужденная. Ее нарушило пение какой-то птицы, доносившееся из леса.
- Я скоро переезжаю,- тихо сказал Ренард.
- Когда?
- В течение недели. Наконец-то подальше от этого проклятого места.
- Тебе здесь не нравится? Пятиэтажный особняк, прислуга, территория, превышающая любые ожидания. А ты съезжаешь в город! Зачем?
- Мне иногда кажется, что, как близки бы мы не были, между нами всегда будет огромная пропасть. Я не желаю роскошной жизни. Понимаю, ты от всего этого в восторге, но я… я устал. Нет, ты не поймешь.
- Может быть,- пожал плечами тот,- Но мне здесь нравится. Так тихо, нет суеты…
- Здесь не тихо. Здесь пусто. Дом пустой и неживой. Здесь скелеты в шкафу. Зная отца, сомневаюсь, только ли образно. А теперь тихо. Слушай, это соловей поет.
Но Николасу было не до арии птицы. Он залез в карман брюк и достал покомканный клочок бумаги. Буквы кое-где стерлись, но он не нуждался в подсказках, предложение он помнил наизусть. В этих строках – он чувствовал – было что-то важное.
- Ренард,- когда тот повернулся на оклик, Николас протянул ему бумажку.
Тот улыбнулся.
- Ищейка. Как говорил один мудрец, «но жизнь грязна и чистого марает». Что ж, Николь, скажи мне, разделяешь ли ты мнение, что разнообразие – мать наслаждений?
- Не знаю, может быть,- быстро ответил он,- Но при чем тут это?
- Хочу подвести тебя к ответу,- он вновь задумчиво глядел вдаль, вертя в длинных пальцах старый кусок тетради,- На самом деле, я надеялся, что ты сам всё поймешь, пройдясь в голове по тем строкам…
Николас оперся о перила и внимательно слышал Рино.
- …но я ошибался. Ты не избавил меня от объяснений. Но я переживу. Знаешь, мой брат… он живет одним днем, никогда не думая о завтра, что бы он не делал, он делает это в первую очередь для себя. Это я так… просто сказал. Хотя дело-то как раз в брате! Для него существует правило: «Если нельзя, но очень хочется, значит – можно». А ведь я говорил, всегда говорил ему, что больше мух тонет в меду, чем в уксусе…
В голосе Ренарда Николас услышал плохо скрываемую досаду, может, даже слезы. А тот продолжал:
- Он растил меня, делал из меня того, кем хотел видеть себя. Хотел сотворить идеал. И, знаешь, он был прав! Ведь то, чем восхищаются в колледже – мои волосы, и кожа, и манеры, походка, стиль одежды… всё результат его стараний! Это как в игре. «А что было бы, если бы», как ты удачно выразился на днях. Я был бы просто копией его, если бы не вот это,- он покачал бумажкой,- Тут-то всё провалилось. Он перебрал. Может, со временем я его пойму, может быть, и нет. Но одно я так хорошо усвоил. Никогда нельзя делать того, о чем потом нельзя поговорить со знакомыми за обедом. «Прости брат, я не хотел»,- он вполне успешно перекривил голос Винсента,- Как же! Не хотел он. Хотел, раз сделал, совпадений такого масштаба не существует!- он сорвался на истерический крик,- А я его покрывал! Я никому не рассказывал, ведь он – мой брат! Я боялся за него!
- Рино,- Николас сжал его плечо,- Успокойся, что это ты?
- И ты еще не понял?!!- он вздохнул,- Извини. Что безнравственно, то никоим образом, как бы не было замаскировано, нравственным стать не может. Так говорил Цицерон,- Ренард попытался улыбнуться Николасу, но вышло это как-то натянуто, нереалистично, а ведь он отличный актер!- «Qand j’avais treize ans mon frĕre avait de la violer en moi». «Когда мне было 13 лет, мой брат меня изнасиловал».
«ЧТО?!!»
- Вот-вот. По выражению ужаса и отвращения на твоем лице я вижу, что ты тоже не в восторге, да?
- Боже мой… как ты… как ты смог его простить?
Рино повернулся спиной к пейзажу, и ветер раскидал по волосы его лицу.
- Не знаю,- сказал он,- Через пару дней мы сошлись на том, что это была случайность. А потом я уехал на три года в школу, в столичный городок. А когда вернулся, он наконец-то попросил прощения. Ну, ты читал. Он мне часа три шептал на ухо «Прости, я не хотел». Глупец.
- Рино…
- Что?
Николас не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства. Да никто не мог бы. Его друг выглядел немного взбудораженным, но в общем спокойным, что даже пугало, ведь каково это – вспоминать подобное? Доверить подобную тайну знакомому? В голове всплыли строки из дневника: «…что бы ты не задумал, брат, я всё равно не смогу тебя остановить. Да я и не буду. Мне уже всё равно». Что нужно было чувствовать и что решить, чтобы прийти к такой мысли «Мне уже всё равно»? Он, кажется, начинал понимать, почему Рино не доверял ему. Судя по умоляющему взгляду, до сих пор не до конца доверяет.
- Рино, и… как? Я имею ввиду… ну, в том смысле, как это…
Тот хмуро посмотрел на него и выдал:
- Больно,- вздохнув, он продолжил нервно,- А что ты хотел услышать? Ты меня извини, конечно, но это очень интересный вопрос «как?», не находишь? Тебе как объяснить – в общих чертах, в подробностях?! Мне же было 13. 13 лет!!! А ему 27. Как ты сам думаешь, что я могу ответить?!! Ох, прости,- он пытался взять себя в руки,- Как видишь, объективности мне явно не хватает. Ты уж не рад, что спросил, да?
- Ну, секретов больше нет?- Николас, как всегда пытался найти во всём этом что-то хорошее,- Или есть?
Ренард задумался.
- А я и не знаю,- наконец ответил он, кажется, полностью успокоившись,- По крайней мере, ты не дашь мне забыть то, что так хотелось бы…
- Делать ужин?- голос Винсента ворвался в комнату через открытые двери.
- Сыт одной любовью,- в глазах Рино появилось некое лукавое злорадство, которое мелькало у его брата.
Николас понимал эмоции Ренарда. Он сейчас мог бы неплохо припугнуть братца.
- Правда?- старший Серпент захлопнул за собой дверь и медленно прошел к ним на балкон, как всегда безупречный в своем молочно-белом костюме с темно-синей рубашкой,- И с каких это пор ты кидаешься моими фразами?
- С некоторых пор, frĕre.
- Неужели ты, наконец, натворил что-то?- он бросил взгляд на Николаса,- А этот charmante brun adolescent тоже замешан, а? О чем вы тут так яро спорили?
- Adolescent?- хмыкнул Рино,- Это он adolescent, а я – petit garçon?
- Ну, он же не мой брат.
- Нет. Зато так же знает нашу une petit sab histore.
Винсент нахмурился и задумчиво отвел взгляд. Николас почти видел, как рад Рино хоть раз поменяться с ним местами – стоять над зардевшимся, ищущим выход родственничком. И не было понятно, какое чувство доминирует – радость или злоба.
- Т-ты же не… soyons raisonnable… ты не…
- О, да, я рассказал. Рассказал,- Рино выпрямился и приподнял руку,- Вот только не упоминал, сколько не сходили синяки на запястьях,- он обернулся на парня и бросил,- Три с половиной месяца, если тебе интересно.
- И… чего же ты от меня хочешь?
- Чего я хочу?- казалось, Ренард вот-вот рассмеется,- Как насчет того, чтобы пережить то же самое? Что – нет? Брат, как ты мог? Что, вновь речь о том же – adolori d’amoureuse langueur adolescent? Придумай что-то пооригинальней.
«Ненавижу, когда они кидаются французскими фразами!»
- Брат, я не…
- Конечно, ты не хотел. Это всем известно.
- Я же… мы же… договорились забыть. Брат, неужели ты… нарушишь обещание?
- Я не обещал ничего. Это тебе было выгодно мое молчание, ведь тогда я разрушил бы твой мир. Как там это называется? Фелония, кажется? Инцест? А ведь я могу пообщаться с журналистами. Ммм, я всё так четко помню. А ты знаешь, как я словом владею – от рассказа о том утре любой немецкий киношник в слюне утонет.
«Мне кажется, или Винсент действительно паникует?»
- Н… но брат… я же… я не… я не знаю, зачем и как… это… я просто…
- Что, страшно, брат? Это хорошо. Если ты боишься, значит, ты, наконец, слушаешь меня. Почему ты думаешь, я стал таким? Именно из-за тебя. Я в своей жизни свершил одну ошибку – я тебе доверял. За это мне нет оправдания. Но знаешь, я сполна заплатил за свою ошибку. Подумать только, собственный брат!
- Брат, я знаю, что это было…
- Ты-не-знаешь!!!- резко перебил его Рино, и повторил уже тише,- Ты не знаешь.
Винсент сглотнул и спросил на французском:
- Qai – je fait de ta vie?
Ответ последовал на том же языке.
- Les pavor noctrus. Peine forte et dure.
- Извини меня, брат…
Рино вздохнул и посмотрел прямо в глаза Винсенту, из-за чего он немного передернулся.
- Нет,- сказал он четко,- Не извиню. Не прощу. Чего я хочу, хочешь знать? Я хочу, чтобы ты ненавидел себя за это так же, как ненавижу тебя я. Если бы ты раньше попросил прощения, если бы раньше спросил, что сделал с моей жизнью! Но чего уж там? Время прошло. Теперь ты должен бояться моих слов, братик. И только то, что ты меня воспитывал, сдерживало меня всё это время. Будь так любезен – прими к сведению.
Винсент виновато опустил глаза.
- Ну… мне готовить ужин?
- Иди-иди… voyeur.
Тот медленно побрел прочь. Когда шагов уже не было слышно, Рино расплылся в блаженной улыбке.
- Как долго я хотел это сказать! Боже, сколько лет я мечтал сделать это!- выдохнул он,- Comme ondit, мечты сбываются.
- Я не знаю французского,- почти обиженным тоном сказал Николас.
Рино улыбнулся.
- Спасибо,- сказал он почти нежно.
- За что?
- Ты так вовремя начал этот разговор, Николь, я благодарен тебе, нет, правда. Давно хотел поставить брата на место. Правда, он вскоре придет в себя, но спасибо хотя бы за два дня удовольствия.
«И всё же, ему тяжело об этом говорить. Я бы давно сорвался и кому-то, да рассказал… Господи, а ведь я даже не знаю, как на это реагировать!»
- Ты почему так на меня смотришь?- Рино иронично изогнул бровь, входя обратно в комнату.
- Я просто… эээ...
- Вижу в твоих глазах испуг,- он сел на кровать, сложив руки на коленях,- Странно, по чему он направлен на меня? Я же, всё-таки, был объектом…
- Педофилии,- шепотом подсказал Николас.
- Ну… в общем, да,- Рино смущенно опустил глаза,- Теперь ты всё понимаешь? Я не могу о подобном рассказать кому угодно. Да и тебе рассказал, ибо ты подкараулил меня не в самом лучшем расположении духа.
- Я бы рассказал,- признался Николас,- Да, Винсент раскаивался, возможно, даже искренне, но… я не понимаю, как ты его простил.
- Пойми, Винсент – мой брат. Родной. Я любил его. Как брата, естественно. И я бы не хотел для него проблем… знаешь, я даже не хочу ни отомстить, ни воззвать к справедливости, скажешь, я слишком добрый? Возможно. Но я бы не хотел, чтобы кто-то подвергся последствиям. Придумай что-то, почему я никому не говорю, ведь я сам не понимаю. Николь, прошу тебя, не говори никому. Я никогда не хотел никому зла, даже Винсенту, даже после всего этого,- он показал рукой на кровать,- Прошу тебя, молчи, Николас. Я умоляю тебя.
- Не понимаю тебя, Рино. Но я буду молчать,- он неуверенно улыбнулся,- А ты неплохо припугнул его.
- Но я действительно всё помню отлично и могу рассказать как нельзя более колоритно,- он отодвинул подушку и провел рукой по продолговатой дыре,- Вот, к примеру, это я… пальцами впился так.
Он долго не сводил глаз с почти незаметного дефекта на простыни, его глаза дрожали. Когда Николас хотел сказать что-то, чтобы приободрить его, Ренард сам поднял голову.
- Давай, зарази меня своим оптимизмом, а то я сейчас расплачусь!- он усмехнулся и встал, потягиваясь,- Ладно, Рино, не живи прошлым, былого не вернуть, всё будет хорошо.
- У тебя неплохо получается,- улыбнулся Николас.
- Благодарю. Так, и еще одно. Хватит меня чураться, я не чумной из-за этого… просто немного психологически травмированный, но мы оба это переживем. Ты так странно на меня смотришь, что мне по-детски обидно.
За ужином Рино не появился. Как сказала экономка, которая следовала за ним, словно верная собака, он писал музыку у себя. До конца дня Николас так и не увидел Винсента, зато Марика, которой, кажется, доставляло удовольствие скандалить с ним, выглядела озадаченной.
- Ничего не понимаю,- говорила она сама себе,- Мало того, что он не доказывает свое мнение, так еще и соглашается с моим. Он такого не сделает даже после бутылки коньяка. С ним явно что-то не так сегодня.
Следующим утром Рино провел его чуть не до самого дома, явно не желая возвращаться в особняк.

Лето. Странно, каким незнакомым кажется дом. Чужим, полупустым, словно в нем чего-то не хватает. Раньше он был вполне доволен своей жизнью, друзьями, а теперь внезапно всё становится таким глупым и мелочным. «Я нашел себе авторитета,- думал Николас,- У меня теперь есть объект для подражания. А он бы осуждал такой образ жизни – пустой. Хотя бы посмотреть на него – он пишет стихи, сценарии для театра, музыкант и просто хороший человек, всегда знающий, чем заняться. А что делать мне? Пусто. Он был прав, на данный момент я пустышка, не наполненная смыслом. Понимая это становится очень тяжело, хочется найти смысл в своем существовании, вот только как?»
Вскоре к нему наведались его родственники, так что заняться было чем. Приехали дядя и тетя, сестра матери, со своими детьми – Александром (предпочитавшим укороченную версию имени: Лекс), который сейчас учился на предпоследнем курсе где-то на юге и приехал на месяц к семье, и Лизой, семилетней девочкой, собирающейся идти в школу в следующем учебном году. Ответственность за последнюю ложилась на него. Лиза напоминала ему экономку поместья Серпентов в уменьшенном виде – такая же разговорчивая, с крупными светлыми с рыжим оттенком кудрями, голубыми глазами и лицом в виде сердечка, так же любила сочетание красного с розовым и во всю использовала услышанные где-то сложные термины или иностранные слова, хотя в большинстве случаев не понимала о чем речь. Часто она говорила что-то невпопад, употребляя непонятные ей слова «аналогично» или «фобия», строя из себя умного не по годам человека. Но это не делало ее ребенком, скорее, маленьким смешным человечком. В отличие от постоянно попрекавшей матери, Лиза всегда была рада выслушать его истории, хотя не понимала, что он медленно отдаляется от семьи, выходя из-под материнского крыла, она находила его новое поведение намного лучше, чем раньше. Она говорила, что он изменился. Она пока не понимает в чем, но в лучшую сторону. И за такую детскую проницательность и доверие он был ей благодарен.
Мало того, Лиза расспрашивал об этой семье. Она, как и многие другие, никогда не видела ни единой фотографии Серпентов – у тех был талант не появляться на пленке, но слышала и читала многое. Он рассеял ее представление о Рино, как о законченном наркомане, который на досуге убивает девушек в центральном парке города, хотя про себя отметил, что только наркоман может быть таким худющим, как он, потому решил как-нибудь спросить.
Вот бы маме хоть немножко ее расположения! Каждый раз, глядя на сына, она хмурилась и мрачнела, возможно, потому что он ходил весь в своих мыслях, и мысли те были именно о его соседе. Переехал ли тот, как хотел, как смог простить Винсента, помирился ли с сестрой, почему его так не любят… в конце концов, думал он, как можно было ненавидеть Ренарда? Возможно, на его репутацию падала тень его отца. К счастью, не все люди были такими. Он однажды звонил в один детдом, в который, как говорил Винсент, Рино вложил почти два миллиона! Там его отлично помнили и устроили длинную триаду о том, что смогли себе позволить.
«Странно,- раздумывал после разговора Николас,- Рино никогда не кидался деньгами, по крайней мере, при мне, а оказывается, он действительно сделал столько пожертвований»
«Хотя,- догнала вторая мысль первую,- Наверное, будь я таким же богатым, и я бы не особо разбрасывался. Думаю, я бы привык ко всему этому и со временем, как и он, захотел бы жить в небольшом доме, пусть не просторном, но уютном и теплом»
- Сын, спустись на минутку!
Николас оторвался от своей записной книжки, в которой он вырисовывал балкон, на который, словно змеи, лезли цветущие ветки вишни – он скучал по колледжу, а до начала учебного года оставалось два с половиной месяца! Только позавчера уехала Лиза, так что говорить было не с кем. В голове постоянно крутились цифры – номер телефона квартиры, в которую должен был переехать Рино. По всем расчетам, это должно произойти сегодня, так что парень еще не осмеливался подойти к телефону. Он становился всё более мрачным и замкнутым, и мать это замечала. Мало того, знала – почему. И то, что только что она назвала его «сын», а не привычно «сынок» либо «солнышко», означало, что им светит серьезный разговор. Николас решил не оттягивать его – быстрее начнется, быстрее закончится.
Когда он спустился, то увидел в зале всех своих друзей. Немаленькая компания, состоящая из шести местных байкеров (главарь которых, смуглый бритоголовый юноша Макс, был авторитетом чуть ли не всего городка), двух девушек-близняшек, одна из которых, Тина, встречалась с ним («Черт, а я за год о ней даже не вспомнил!!!»), и трех соседских сорвиголов-братьев, как на подбор в красной, зеленой и синей клетчатых рубашках, словно какая-то организация.
- Привет,- неуверенно сказал он и кивнул Тине,- Ты постриглась.
- Заметил?- кокетливо спросила она, пригладив каштановые волосы.
- Надо поговорить,- сказал Макс.
«Это не к добру»- подумал Николас, сев в свободное кресло.
- Это правда, а? Твоя мама говорит, что ты связался с Серпентом!
- И вы туда же?- он посмотрел в потолок, будто выпрашивая Божьей помощи,- Да. Да, это правда, ну и что? Рино – замечательный человек, настоящий друг.
- Знаешь, бросай ты эту дружбу. Мы же всегда были вместе, мужик. Ну, знаешь, одни идеи, одни ценности. Среди всего этого был протест против таких, как он.
- Каких?
- Дармоедов,- выплюнул Макс,- Тех, кто то и делает, что отнимает у нормальных людей хлеб.
- Да о чем ты говоришь? Ты хоть сам себя слышишь?- Николас подорвался с места,- Он замечательный человек, и вы, если бы познакомились, приняли бы его, а сейчас осуждаете, совершенно не зная.
- Мы не знаем его лично, зато знаем его семью,- тихо вставила Тина, будто боясь, что ее заткнут.
- Да ну?
- Пресса уже достаточно осветила его жизнь!
- Ребята, вы же меня знаете, я не побратался бы с кем попало.
- Все ошибаются,- Макс тоже встал,- И ты ошибся. Хватит себя обманывать – он из другого мира, не нашего. Это тебе не сказка, тут всё по-настоящему, где нет места дружбе между нищим и принцем, а мораль ее такова: из-за того, что ты не хочешь видеть очевидного, ты теряешь друзей.
- Это что, ультиматум?
- Да, сынок,- Ирма, всё это время стоявшая позади него, мягко кивнула,- Мы посоветовались, и решили, что ты должен решить для себя, что на первом месте, твоя семья и настоящие друзья или эта мнимая дружба с этим… человеком.
Николас был в шоке. Вот как? Ультиматумы…
- Знаете, а он никогда не просил меня оставить своих друзей,- парень нервно улыбнулся,- Никогда не осуждал. Мама, он же помог тебе выкупить землю для церкви, он познакомил тебя с представителями церкви страны, помог осуществить план последних пяти лет, а ты еще против него?
- Слышал легенду о змее и черепахе?- спросил Макс,- Змея захотела переплыть реку и попросила черепаху перевезти ее, пообещав не укусить. Но, достигнув противоположного берега, ужалила. «Ты же обещала не кусать!»- умирая сказала черепаха, а змея ответила: «Ты – черепаха, и должна плавать, а я – змея, и должна кусаться. Такова наша природа». Каким бы хорошим он не казался, он всегда останется змеей.
- Знаете, настоящие друзья не ставят ультиматумов.
- Это твое последнее слово?- холодно спросил Макс.
- Мир что, сошел с ума? Что с вами, люди? Почему я не могу дружить с Рино Серпентом?
- Это твое последнее слово?- раздраженно повторил тот.
- Или, может, вы мне просто завидуете…
- Это твое последнее слово?!!
- Да!- выпалил Николас.
Все молчали. Они не ждали такого ответа.
- Если это – ваша дружба, я лучше буду другом змее,- тихо добавил парень.
- Ну, что ж, ребята,- Макс обернулся на своих людей и они встали,- Он сказал свое слово.
- Тина,- Николас вопросительно посмотрел на девушку.
- Извини, Ники, мне нравятся куда более умные люди. И не такие упрямые. Не хочу тебя больше видеть.
- А я думал, ты будешь умнее,- бросил его сосед, Дэн,- Извините, миссис МакКей.
Все потянулись к выходу, тихо переговариваясь, кроме матери, которая так и не сдвинулась с места, скрестив руки на груди.
- Стойте!- крикнул им Николас.
Все обернулись, а он подошел к дверям.
- Почему вы уходите? Я же сволочь. Это я предатель. Следственно, я должен уходить, верно?
Он сорвал с вешалки куртку.
- Сынок…
- Нет, мама!- крикнул он,- Я был прав. Вы мне не друзья. Вы не хотите Видеть, и мне запрещаете. Нужно считаться с моим мнением тоже! Я не в восторге от твоих подруг, которые плодят слухи, как кроликов, но я не говорил тебе прекращать с ними общение. И, знаете, я уверен, что Рино меня поймет,- он взял со стола ручку и начертал что-то на салфетке,- Вот. Если найдете по дороге потерянные мозги, звоните сюда.
- Сынок…
Он засунул в карман паспорт, который вытянул из тумбочки у входа и резко захлопнул ящик.
- Какой я тебе сынок? Как ты вообще смеешь звать себя моей матерью, женщина?!! Мне давно надо было так поступить.
Он выбежал на улицу и громко захлопнул за собой двери. Он не знал, как отреагирует Ренард на такой визит, но больше идти было не к кому. Николас почти бежал по улицам подальше от дома. В паспорте, куда время от времени складывал деньги, нашел всего десятку. Должно хватить на дорогу в город. А если нет, тогда он дойдет пешком. Он сможет! Он верит, а значит, сможет.
Чем дальше парень отходил от дома, тем сильнее в нем разгоралась ярость, обида и страх. Но отступать нельзя. Это дело чести. А страх – это нормально, ведь он не знал, что будет дальше, а люди всегда боятся неизвестного. С другой стороны, это было интересно.
Ему потребовалось почти полдня, чтобы найти автовокзал. Он как раз успевал на последний отходящий в город автобус. Рыжеволосая тощая женщина на входе собирала плату с пассажиров.
- Сколько?- спросил Николас.
- Пятнадцать,- гнусаво, словно ненастроенное радио, выдохнула она, закатывая глаза.
«Черт!»- он начал копаться в карманах и мелочью наскреб еще немного. Всего двенадцать.
- Это всё,- растеряно сказал он.
- А что ты забыл в городе?
- Эээ… живу я там.
- Гм, ладно, проходи,- она взяла купюру, оставив ему горсть бронзовых монеток, и продолжила работать.
«Повезло. Теперь нужно добраться до города и не потеряться там, иначе конец».