Приснился раз мне сон:
Ко мне пришла экспансивная дама!
И столь реален был он!
Я слышал, как сломалась оконная рама.
Она была в вуали чёрной, лица
Было не видно.
Её тайнам не было конца,
А мне обидно.
Она была в цветастом сарафане,
И с сумкой хипповой.
Она вымылась в моей ванне,
В ванне новой.
Я же, я же лежал на диване,
И смотрел в белый потолок.
Лимонные леденцы в кармане,
А в наушниках – рок.
Она уселась в кресло, и сказала:
«Милый, меня внимательно слушай!
Прекрати петь, ведь это так мало!
Иначе отберу я твою душу…»
Я же выслушал её,
И стал громче подпевать.
Говорю: «Вот слово моё,
Такому не бывать!»
И она, сумочкой щёлкнув,
Улыбнулась хищно.
И я, всё так и не замолкнув,
Понял лично…
Она откинула вуаль,
Была она прекрасна!
(На дворе – Февраль),
Она огненно опасна.
Я думал, что я замолкну,
Но я продолжил петь.
Она, поняв, что не будет толку,
Из сумки достала плеть.
И я так закричал:
«Его зовут Мотоциклет, а Вас – Мотоциклетка!»
А потом захохотал,
Но ждала меня плеть и клетка.
Забрали музыку, в ушах
«Агата Кристи» дозвучала.
И я, отбросив страх,
Запел опять, сначала.
Чужие песни я всё пел,
И думал, что устану.
Ни разу я за день не сел,
А теперь не встану…
Тогда ко мне пришли они:
Дама, шут и палач.
Сказали: «В колокол звони!
Хоть смейся, но плачь…»
И стали резать мне спину!
Я так кричал, я был на грани.
Я думал, что я там погибну,
Но там, утром ранним…
…Насильно в спину вставили крылья,
Из металла и бумаги!
Сказала стала жалкой, скучной былью,
Что боится влаги…
Я умер, и перестал петь,
И душа улетела в небеса, как в реки.
Но со мной летела плеть,
Теперь со мной навеки!..

…Проснулась я и поняла –
Это сон, не боле.
И опять я проспала,
Остальные – в школе…